Знакомство с командой:
Интервью с Аней Строкиной
«Как мама особого ребенка стала опорой для сотен семей»
Аня, давайте начнем с самого начала. Расскажите, с какой ситуацией вы столкнулись, когда впервые обратились за помощью в «Доброе право»? Что было самым трудным для вас тогда как для мамы?
На тот момент моему сыну было пять лет, и он совсем не говорил из-за слабых мышц во всём теле. У нас возникали и возникают трудности по мере его взросления. Несмотря на все попытки получить место в квалифицированном детском саду в регионе, через год мне пришлось вернуться в Московскую область. Я подала заявления по месту своей прописки и в Москве, там, где прописан сын.
В области нас ожидала та же карусель-канитель, что и в регионе, а в Москве одобрили сразу, уже весной. Тогда встал иной вопрос — о проживании.
Сначала я рассчитывала снять комнату поблизости, но комнаты в основном были проходными, с детьми хозяева предпочитали не связываться, а остальной контингент мог оставить неизгладимый след в психике ребёнка, а он даже сказать-рассказать не смог бы. Поэтому мы приняли решение ездить в сад из области, в среду нам позволили оставаться дома. Параллельно я обратилась к участковому, в опеку, в суд, чтобы проживать в комнате по постоянной прописке сына. Бывший супруг на тот момент уже сдавал муниципальную квартиру, скрывался от алиментов и путешествовал на юге России.
Моё отчаяние наступило, когда я получила через год решение суда, по которому моего сына с инвалидностью выписывали из муниципальной квартиры в никуда. Тогда же вся заплаканная я пришла к Сергею Викторовичу на приём за помощью. Я познакомилась с его родственниками в санатории по соцпутевке — его дочка была там вместе с бабушкой. Пока Сергей Викторович писал в апелляционный суд, я убирала в кабинете. На тот момент ещё не было «Доброго права», но нас объединяло то, что мы знали не по слухам, а на практике, что такое больные дети и что бороться приходится не только с болезнью, но и с человеческим фактором.
В области нас ожидала та же карусель-канитель, что и в регионе, а в Москве одобрили сразу, уже весной. Тогда встал иной вопрос — о проживании.
Сначала я рассчитывала снять комнату поблизости, но комнаты в основном были проходными, с детьми хозяева предпочитали не связываться, а остальной контингент мог оставить неизгладимый след в психике ребёнка, а он даже сказать-рассказать не смог бы. Поэтому мы приняли решение ездить в сад из области, в среду нам позволили оставаться дома. Параллельно я обратилась к участковому, в опеку, в суд, чтобы проживать в комнате по постоянной прописке сына. Бывший супруг на тот момент уже сдавал муниципальную квартиру, скрывался от алиментов и путешествовал на юге России.
Моё отчаяние наступило, когда я получила через год решение суда, по которому моего сына с инвалидностью выписывали из муниципальной квартиры в никуда. Тогда же вся заплаканная я пришла к Сергею Викторовичу на приём за помощью. Я познакомилась с его родственниками в санатории по соцпутевке — его дочка была там вместе с бабушкой. Пока Сергей Викторович писал в апелляционный суд, я убирала в кабинете. На тот момент ещё не было «Доброго права», но нас объединяло то, что мы знали не по слухам, а на практике, что такое больные дети и что бороться приходится не только с болезнью, но и с человеческим фактором.
«Вещи не сделают нас красивыми, доброе дело — вот истинный инструмент для создания красоты.
Человек, творящий добро, становится сам красив внутри, душой, и человек, получающий эту помощь, тоже преображается. Это умножающаяся красота»
Человек, творящий добро, становится сам красив внутри, душой, и человек, получающий эту помощь, тоже преображается. Это умножающаяся красота»
Какая именно помощь от Сергея и Игоря стала для вас переломным моментом? Можете вспомнить тот самый момент, когда вы почувствовали: «Теперь я не одна»?
На самом деле, Игорь Николаевич и Сергей Викторович очень разные. Игорь Николаевич умеет вдохновлять и видеть даже в непроглядном проблески и светлое будущее, а Сергей Викторович — практик, вечно чему-то учится новому, какие-то курсы, вебинары. Они стали моими крыльями.
Они сказали: «Ну ничего, это позади, сына не выписали, давай разберёмся с алиментами». С алиментами ещё то болото было. Приставы теряли дела, потом делали привод должника и, взяв взятку, отпускали его и закрывали дело.
Мы судились с приставами, писали в разные организации, было время — я отправляла по 70 заказных писем в разные инстанции по этому делу. Когда докопались до главной прокуратуры в Москве, оказалось, что после этого инцидента отдел приставов был расформирован, а начальник смещён на 4 месяца, затем восстановлен в должности, и это всё было сделано, чтобы в суде не с кого было спросить.
Много всего прошли: и депутатский запрос делали приставам, после чего удалось всё же присудить бывшему супругу уголовку по алиментам. Проходя всё это вместе, я, конечно же, чувствовала колоссальную поддержку, опору.
Они сказали: «Ну ничего, это позади, сына не выписали, давай разберёмся с алиментами». С алиментами ещё то болото было. Приставы теряли дела, потом делали привод должника и, взяв взятку, отпускали его и закрывали дело.
Мы судились с приставами, писали в разные организации, было время — я отправляла по 70 заказных писем в разные инстанции по этому делу. Когда докопались до главной прокуратуры в Москве, оказалось, что после этого инцидента отдел приставов был расформирован, а начальник смещён на 4 месяца, затем восстановлен в должности, и это всё было сделано, чтобы в суде не с кого было спросить.
Много всего прошли: и депутатский запрос делали приставам, после чего удалось всё же присудить бывшему супругу уголовку по алиментам. Проходя всё это вместе, я, конечно же, чувствовала колоссальную поддержку, опору.
Что заставило вас, преодолев собственную сложную ситуацию, не уйти, а остаться и начать помогать другим? Было ли это осознанное решение или всё получилось как-то само собой?
Вы знаете, даже здоровые родители живут в многозадачности, а с особенными детьми — особая многозадачность. Сложно работать в одной сфере, а разруливать семейные дела отдельно одному родителю. Ну, это один из факторов, почему так получилось.
Как-то само собой сложилось, что пока сын в саду, я решала свои задачи, ну и параллельно помогала Сергею Викторовичу и Игорю Николаевичу решать задачи других клиентов. То есть несла свои письма на почту, ну и клиентские, шла в суд и другие задачи в суде бралась узнать, следила за порядком, уютом в офисе, что заканчивается и нужно докупить, переставляла мебель, подавала чай-кофе.
Конечно, я осознанно принимала решение. Зачем мы живём? Неужто только для себя? Всегда хотелось быть полезной, сделать больше, быть значимой для этого мира.
Я считаю, что мы — сотворцы, за этим мы здесь.
Как-то само собой сложилось, что пока сын в саду, я решала свои задачи, ну и параллельно помогала Сергею Викторовичу и Игорю Николаевичу решать задачи других клиентов. То есть несла свои письма на почту, ну и клиентские, шла в суд и другие задачи в суде бралась узнать, следила за порядком, уютом в офисе, что заканчивается и нужно докупить, переставляла мебель, подавала чай-кофе.
Конечно, я осознанно принимала решение. Зачем мы живём? Неужто только для себя? Всегда хотелось быть полезной, сделать больше, быть значимой для этого мира.
Я считаю, что мы — сотворцы, за этим мы здесь.
Как вы начинали как волонтер? Какими были ваши первые задачи и что вы чувствовали, помогая другим семьям, будучи «на той стороне баррикады»?
Как-то оно всё плавно перетекло от своих дел к волонтёрству.
Я чувствовала, что всё не зря, тот опыт, который получила, те люди… и те, кому нужна помощь. Мне хотелось, чтобы у них всё было лучше, чем у меня, чтобы им не пришлось переживать то, что проходила я.
Я чувствовала, что всё не зря, тот опыт, который получила, те люди… и те, кому нужна помощь. Мне хотелось, чтобы у них всё было лучше, чем у меня, чтобы им не пришлось переживать то, что проходила я.
Как отреагировали ваши близкие на то, что ваша личная история боли превратилась в дело жизни?
Не могу сказать о какой-то особой реакции со стороны родных. Всё воспринималось как само собой разумеющееся, не более.
Сегодня вы — не просто член команды, а соучредитель. Как изменился ваш взгляд на проблемы семей с детьми-инвалидами, когда вы перешли из статуса «получающего помощь» в статус «того, кто эту помощь организует»?
Сегодня я уже не смотрю на возникающую у меня проблему как на личную, а вижу шире этого. Мы вместе, командой, можем повлиять на ситуацию в целом, помогая даже тем, кому ещё предстоит столкнуться с похожим.
В чем, на ваш взгляд, главная сила «Доброго права»? Что такого особенного в этой команде и подходе?
Наш проект направлен на улучшение и отстаивание юридических прав семей, в которых растут дети-инвалиды. Это люди, у которых могла сложиться судьба совершенно по-другому. Что я, что Сергей Викторович не понаслышке знаем, что это такое, и оттого проблемы людей, которые приходят к нам за помощью, нам откликаются, и тем больше хочется помочь им.
Это и сила нашей команды, и уникальность.
Это и сила нашей команды, и уникальность.
Расскажите о самом запоминающемся или трогательном случае помощи за все годы работы. Тот, который до сих пор греет душу и подтверждает, что вы всё делаете не зря.
Не могу сказать, что это напрямую связано с юридической помощью, но навыки, которые я приобрела в «Добром праве», тогда сработали на 100%.
Мы отдыхали по соцпутевке, и когда мы уже летели обратно, одну маму с пятилетней девочкой сняли с самолёта с высокой температурой, никто из организаторов не хотел выходить на связь и нам помочь. Девочка была особенной, перед тем как дать ей какой-либо антибиотик, прежде проверяли каждый на реакцию с кровью. Маме ничего в больнице не предоставляли, она на стульчике сидела, в итоге и сама позже заразилась. Я не слезала с телефона, звонила и искала организаторов путевки. Нашла, они не хотели ничего слушать, пока я не сказала, что из «Доброго права» и что не оставлю это так, пойду в СМИ, что ребёнок москвич и если она умрёт, а состояние реально критическое, то им это с рук не сойдёт.
После этого разговора они взяли мои данные и связались с пострадавшей. Они каждый день привозили ей еду и лекарства. Около 4 месяцев они болели в больнице в Крыму. После организаторы посадили на самолёт, встретили в аэропорту и довезли до дома.
После этого мы ни раз встречались с этой мамой и девочкой, они приезжали к нам в гости. Эта история очень остро показывает, насколько мы нужны друг другу и что один в поле не воин.
Мы отдыхали по соцпутевке, и когда мы уже летели обратно, одну маму с пятилетней девочкой сняли с самолёта с высокой температурой, никто из организаторов не хотел выходить на связь и нам помочь. Девочка была особенной, перед тем как дать ей какой-либо антибиотик, прежде проверяли каждый на реакцию с кровью. Маме ничего в больнице не предоставляли, она на стульчике сидела, в итоге и сама позже заразилась. Я не слезала с телефона, звонила и искала организаторов путевки. Нашла, они не хотели ничего слушать, пока я не сказала, что из «Доброго права» и что не оставлю это так, пойду в СМИ, что ребёнок москвич и если она умрёт, а состояние реально критическое, то им это с рук не сойдёт.
После этого разговора они взяли мои данные и связались с пострадавшей. Они каждый день привозили ей еду и лекарства. Около 4 месяцев они болели в больнице в Крыму. После организаторы посадили на самолёт, встретили в аэропорту и довезли до дома.
После этого мы ни раз встречались с этой мамой и девочкой, они приезжали к нам в гости. Эта история очень остро показывает, насколько мы нужны друг другу и что один в поле не воин.
Как вам удается совмещать роль мамы особого ребенка и такую эмоционально насыщенную работу? Где черпаете силы?
Одно то, что я живу не только для себя и сына, но могу что-то большее в этом мире, в обществе, оно само по себе воскрешает, и силы берутся, чтобы делать. Иногда я свои эмоции выливаю в написание стихов. Так недавно я поняла, что свою боль в стихах трансформировала, и она переставала быть таковой, а стихи находят отклик у других и помогают им понять себя и своё состояние. А осознание — это половина на пути к победе.
Ваша история — уникальный пример «из клиентов в сооснователи». Какой главный урок вы вынесли из этого пути для себя лично?
Всё, что с нами происходит, временно, и даже если что-то произошло нехорошее, можно обратить во благо. Оно делает нас сильнее, даёт опыт, на основе которого мы можем помочь другим.
Это неизменно отразится не только на единичных людях и семьях, но и в целом на всём обществе. Видим ли мы это или нет, но значимо каждое наше решение в каждом дне, оно задаёт нашу траекторию и скорость.
Это неизменно отразится не только на единичных людях и семьях, но и в целом на всём обществе. Видим ли мы это или нет, но значимо каждое наше решение в каждом дне, оно задаёт нашу траекторию и скорость.
Что бы вы хотели сказать тем мамам, которые только что услышали диагноз ребенка и сейчас, как и вы когда-то, находятся в отчаянии, не зная, куда идти и что делать?
Когда такое случается, это сложно принять, чаще всего первая реакция — уйти, спрятаться, чтобы никто не знал. Но в этом-то и опасность, что родитель остаётся наедине со своей бедой. Мой совет: как бы ни было трудно, нужно искать общение с людьми, кто столкнулся с таким же, прошёл или проходит похожее. Это может изменить ситуацию, возможно, она станет не такой критичной или вообще появится возможность её полностью разрешить.
Если бы вам нужно было одним предложением объяснить человеку, почему важно поддерживать «Доброе право», что бы вы сказали?
Вещи не сделают нас красивыми, доброе дело — вот истинный инструмент для создания красоты. Человек, творящий добро, становится сам красив внутри, душой, и человек, получающий эту помощь, тоже преображается. Это умножающаяся красота, а вещь она так и останется вещью, какой бы красивой она ни была.